Договорняк в Ашхабаде

Несмотря на создание комиссии по этике, на громкие заявления РФС о борьбе с коррупцией в профессиональном футболе, воз и ныне там. Единственными — первыми и последними ласточками, прибитыми в этой самой борьбе ещё при Мутко, — остаются «Елец» и «Факел-Воронеж», якобы пытавшиеся подкупить судей. Однако, оглянувшись, можно далеко-далеко — в 1974-м году — разглядеть ещё одного козла отпущения: липецкий «Металлург»…

Последняя капля

«Металлург» разогнали в конце 1974-го — стёрли, как говорится, с лица земли: нет такого названия, нет таких игроков, тренеров — дисквалифицировали, просто дисквалифицированы без всяких сроков — как хочешь, так и понимай: то ли на год, то ли до гробовой доски. Формальный повод: «Металлург» сдал матч последнего тура «Строителю» в Ашхабаде — 0:9. Именно такой счёт нужен был хозяевам, чтобы остаться в первой лиге в случае поражения «Спартака» из Ивано-Франковска в Баку. Однако одиозный результат (хоть в книгу Гиннесса!) стал всего лишь последней (хотя и увесистой) каплей для чиновников, полсезона терпящих «Металлург» — погрязший в стяжательстве и прочих буржуазных замашках. Весь второй круг пресса промывала косточки футболистам из Липецка. Самым мощным кирпичом (атомной бомбой!) в огород «металлургов» стал фельетон в «Правде», где игроки предстали алкашами и рвачами.

То, что матч в Ашхабаде был не самым главным грехом «металлургов», видно было и по тексту постановления спорткомитета СССР, где договорняк упомянут вскользь и напоследок. Но — главное! — из десяти
http://sport.lpgzt.ru/aticle/13825.htm дисквалифицированных «за моральное разложение, вымогательство и рвачество» только четверо участвовали в злополучном матче, а Валерий Стафёров тот уже год как играл за… другую команду — московский «Локомотив». К тому же с головы «Строителя» не упал ни единый волосок, благо покупка матча не пошла им впрок: украинский «Спартак» совершил подвиг в Баку: сыграл вничью — 1:1. К слову, в составе хозяев играли нынешние тренеры «Рубина»: Курбан Бердыев и Якуб Уразсахатов.

Конечно, Липецк нельзя было лишать команды. Отныне она называлась «Новолипецк» и играла во второй лиге. Дисквалифицированные же через год были тихо — без сообщений в прессе — прощены. А одному — призванному в армию Валерию Шальневу — старанием ЦСКА индульгенция была выправлена немедленно, и «рвач» обошёлся без потери стажа.

Не ссорьтесь с журналистами!

В 1974-м спорткомитет дисквалифицировал десять футболистов, из них только четверо были участниками договорняка. Из шестерых невинно пострадавших самым доступным оказался Пётр ДВУРЕЧЕНСКИЙ: вместе играем по понедельникам — четвергам за ФК «Ветерок-Ураган». На очередную тренировку Пётр Васильевич принёс вырезку из «Советского спорта» от 3 декабря 1974 года с постановлением «О нездоровых явлениях в ФК «Металлург» (Липецк)».

— В начале 70-х годов в Липецке созрела хорошая команда, — рассказывает Двуреченский. — В 71-м мы заняли первое место в зоне, но не прошли пульку в Сочи. Но на следующий год заняли второе место в пульке и вышли в первую лигу. В 73-м с ходу заняли пятое место в первой лиге. А в 1974-м игра сразу не пошла. Почему? Во-первых, стали серьёзнее к нам соперники относиться, кто-то ушёл в другие клубы… Сразу оказались внизу таблицы. И тут уже судьи принялись за нас. В той ситуации мы — игроки — ошиблись: убрали тренера Белова, я был инициатором… Но решающую роль в развале команды сыграл журналист из липецкой газеты «Ленинское знамя» Николай Переведенцев. Он был в команде чем-то вроде пресс-атташе с самого её создания. Во всяком случае, все первые программки писал именно он. Переведенцев был вхож в команду, знал всё от и до. Бывал и на сборах, и на пульках, всегда вроде доброжелателен, но в 1974-м между ним и командой как кошка пробежала!

— Не то, что неправильно… Вместо того чтобы поддерживать команду в трудной ситуации, начал лепить горбатого! И, чуть что, говорил, что у него связи в Москве. А тут ещё эта ссора с Женей Эськовым! После неё он вообще попёр на команду…

— После проигрыша «Шиннику» дома (я уже не играл — сердце прихватило) в сентябре он подошёл и — начал, а все и так на взводе. И вот Женя — ему: пошёл ты… косой! (У Переведенцева что-то с глазом было). И вроде даже плюнул в его сторону. А Женю очень любил третий секретарь обкома партии Афанасов, куратор по футболу… В 72-м он был на просмотре в «Спартаке», мог остаться, играть на месте Логофета, если б не липецкий обком партии — его вернули… И вот эта ссора, и Афанасов стал на сторону Жени… И началось: в «Комсомолке» статья, в «Советском спорте», приезжал Маслаченко… Я был комсоргом — замучили корреспонденты! А когда появился фельетон в «Правде», все поняли, что написан он со слов Переведенцева, там была фактура, которую не мог знать никто, кроме него. Да, тогда ребята хорошо получали, кто-то мог и в ресторан сходить, но как всё это было преподнесено! А Эськова сразу в армию сдали — от греха подальше. Потом он отслужил, вернулся и играл за Липецк. Но закончил трагически — выбросился с балкона.

Пропускайте! Не успеем!

— Не было попытки поговорить «по-хорошему» с Переведенцевым?

— На следующий день после той ссоры я с ним встретился. Сказал: «Николай Владимирович, ваша ссора с Эськовым — это ваше частное дело, команду-то оставьте в покое! Мы и так валимся…». Но ведь когда мы были ещё во второй лиге, Переведенцев ещё с одним футболистом поругался — Сашей Осенним! Тоже был разговор после матча. Саше не понравилось, что тот написал про него, и сказал что-то сгоряча. Так Переведенцев на него в суд подал! Я был на суде свидетелем. Сказал: ребята, извините, после игры парень вышел, весь на нервах! Его оправдали…

— Я был болен. Но всё уже было ясно — вылетаем. Да и в последнем матче дома, когда «Таврии» проиграли 0:3, вышло только шесть из основы, остальные — дублёры.

— Я когда узнал — просто обалдел. Да к тому же бессмыслица! Неужели Ивано-Франковск не смог бы с Баку договориться! Так оно и получилось. Баку деньги и с Ашхабада взял, и наверняка с Ивано-Франковска. Не случайно ведь администратор «Строителя», который деньги в Баку отправил, а когда узнал, что там ничья (1:1), — сознание потерял. И зачем тогда мучались! В Ашхабаде ведь до середины второго тайма счёт был 4:0, так, говорят, за воротами кричали: «Пропускайте! Не успеем!».

— Не знаю. Может быть, дали натурой: вернулись в новых ботинках, шапках… Но когда начались разборки, меня и других ведущих — ещё до дисквалификации — просто отчислили из команды, чтобы когда приедут из Москвы разбираться: да они уже у нас не работают! У меня в трудовой книжке написано: уволен за снижение спортивного уровня.

«Петь, подпиши хоть ты!»

— И все-таки что творилось в Липецке в тот месяц до постановления?

— Приехал куратор из ЦК. Мне говорит Переведенцев: «Петя, если хочешь остаться в живых, иди к нему!». Пошёл я в обком. Там меня все знали — пропустили. Захожу в кабинет партконтроля: сидит мужик — галстук, солидный. «Здрасте!» — «Вы кто?» — «Двуреченский» — «Ты-то мне и нужен!». И начал расспрашивать. Да, говорю, доплаты получал. На заводе — 120 рублей. И все ведущие получали кто где. Валерка Стафёров в каком-то колхозе. Но, говорю, считаю это нормальным. Так везде в СССР. Наша жизнь короткая в спорте. А он приехал, чтобы по партийной линии наказать Афанасова, который нам помогал. Александр Евсеевич вообще много для спорта в Липецке сделал. Дворец спорта — это ведь он построил. Перед каждым матчем приезжал на стадион, проверял поле — он ведь по специальности был агроном. Приезжал на базу, разговаривал с ребятами. Мне он помог квартиру поменять (дважды менял), машину купить — «Москвич-412» (экспортный вариант) в 71-м году. Дефицит! Как отец родной! И вот предложение подписать против него письмо, что тот санкционировал все доплаты. И если, говорит, подпишете, команда останется, а Афанасову дадим по шапке. Я: «Дайте сутки подумать» и сразу — к мужикам. Рассказал, все отказались подписывать. Я на следующий день пришёл к куратору: «Ребята отказались». Он: «Петь, подпиши хоть ты один!». — «Я тем более не подпишу. Мне же здесь жить ещё!».

— Сижу дома, звонок утром из Красноярска (там я шесть лет играл). Звонит мой меценат полковник КГБ: «Петь, я же тебе говорил: возвращайся в Красноярск!» — «Что случилось?» — «Вышел «Советский спорт», всех — и тебя — дисквалифицировали!». Но ведь идиотизм: зарубили и тренеров, которые уже не работали в команде, — Белова и Школьного! А Афанасова перевели в управление сельского хозяйства. Я, когда в конце 90-х работал в «Металлурге», пригласил его на футбол на ВИП-трибуну — провел через всё поле и посадил.

Вместо «Зари»…

— Что делали во время дисквалификации?

— Играл на первенство области за трубный завод — тот самый, что мне доплачивал, — и числился инструктором по волейболу в «Динамо», но на самом деле «гонял» милиционеров, КГБ, ГАИ. Тогда министр приказ издал: раз в неделю — физподготовка, и вот я из них людей делал. Они ведь все пузатые, особенно гаишники. «Пётр Васильевич, не надо!». Я: «Ребята, у меня автомобиля нет, поэтому в строй и — вперёд!». Они у меня худели на пять килограммов за неделю!

— Страшно было выходить! То нас на руках носили, а теперь пальцем показывали: сдали игру, рвачи, получали! А что получали… Ставка в первой лиге — 160 рублей (во второй — 120) плюс доплаты и премиальные, по 400—500 в месяц выходило… По слухам, должны были не нас разбирать, а «Зарю» ворошиловградскую. Там все получали баснословные деньги и на всех чхали. Но сделали нас козлами отпущения.

— Получилось удачно. Шальнев Валера попал в ЦСКА в 1975-м. А его не заявляют. Тарасов (он только пришёл в ЦСКА) идёт к Гречко: разрешили. И через год я беру характеристику в «Динамо» и еду в Москву на заседание федерации, со мной Эськов и Губарев. А характеристику мне генерал Коршунов написал такую, что все: да тебе орден Ленина давать надо! Сняли дисквалификацию со всех троих. Но нигде про это не написали, так что для многих мы до сих пор с чёрным клеймом…

— Только ставки! Так запугали. Убрали ведь и некоторых директоров заводов. И уже никаких приезжих не было — только местные.

«Согласны на сорок?»

— Сейчас в первой лиге договорняков, говорят, больше половины, а в 70-х…

— Тогда было чище. Если и были — так это договаривались игроки между собой. Вот приехали мы в Подольск, а с той командой всегда очень трудные матчи были, а очки нам позарез — идем на первом месте, сразу за нами — «Кубань». Мы за победу получали по сорок рублей. Приехал к ним на базу: по сорок — согласны? Согласны. И мы их 3:1 шлёпнули. А в конце игры выпустили молодых, они не знают ничего и начали: момент за моментом! Ребята: «Петь, что они делают, ну дали победить, но ведь не 5:1!». Или на пульке в 1972-м нам с «Кузбасом» в третьем туре можно было сыграть вничью (у нас уже по две победы). Ну и расписали 0:0. Потом и они, и мы вышли в первую лигу.

— В 1973-м идём на первом месте. Приезжает к нам «Локомотив». Звонок в обком из министерства путей сообщения от Бещева: всё равно в высшую лигу не попадёте, ваш Липецк и на карте никто не найдет! Отдайте игру! Приезжал на базу и их игрок — просил. Вызвали Белова в обком. А Петрович (честнейший был человек!): ни в коем случае! Мы бились, но… проиграли.

Из  футболиcтов в ревизоры

Ещё один из «шестёрки» не игравших, но пострадавших — Виктор НОЗДРИН.

— Я в Ашхабад не ездил из-за травмы, — рассказывает Виктор — А когда узнал про 0:9, хотел вообще кое-кому морду лица набить! Было вдвойне обидно — ведь хотя у команды год был провальный, для меня-то получался звёздным! В 74-м я был кандидатом в олимпийскую сборную Бескова, в мае должен был перейти в «Зенит» (они уже прислали запрос, за мной приехали, уговорили мою маму, родителей жены), но Афанасов не отпустил: это наша гордость! А в конце сезона я собрался в «Локомотив». И вдруг дисквалификация! В рвачи записали! В Ворошиловграде целая шахта работала на футболистов, когда они стали чемпионами страны в 1972-м! И ничего!

— Добрынин — председатель липецкого спорткомитета, потом боженька его наказал: посадили. Дисквалифицировали тех, кто уходил или уже ушел. До этого на бюро в спорткомитете я честно сказал: ухожу, заработал это право — пять лет ведь отыграл за родной клуб. Если не получится в «Локомотиве» — вернусь. Хорошо, говорят, тебя не за что дисквалифицировать… Я потом ездил в Москву, все пороги обил — с кем только ни разговаривал! Единственный, кто проникся — Никита Павлович (Симонян. — Прим. ред.): «Вить, придется подождать — ничего не поделаешь!».

— Хотел играть на первенство области — не заявили. Разрешили только играть за институт (я учился на дневном). А у меня семья, дочке два года — надо кормить! И тут помог «Локомотив»: устроили ревизором — ходил безбилетников ссаживал в поездах. Небольшие деньги, но хоть что-то… А потом Игорь Семёнович (Волчок — тренер «Локомотива». — Прим.ред.) вызвал в Москву. И я за дубль играл негласно.

Верни медаль!

Виктору Ноздрину было вдвойне обидно получить дисквалификацию. Как мог тогда оценить свою обиду Валерий СТАФЁРОВ, весь 1974-й год, проигравший в «Локомотиве» и вместе с ним поднявшийся в вышку?

— После 0:9 были разговоры, что Липецк могут дисквалифицировать, — говорит Валерий. — Но я никак не ожидал, что попаду в список… Постановление вышло после того, как нам в «Локомотиве» дали малые золотые медали. Ребята сначала смеялись, а потом уже не до смеха… Позвонили: приходи, сдай медаль. Пришёл — сдал. Но на сборы с «Локомотивом» поехал, все думали: пронесёт. Но не получилось. Волчок говорит: «Валер, давай мы тебя переведём на низшую ставку — будем тебя держать». И оформили меня кем-то на 60 рублей. А потом я перешёл в ЗИЛ — дорабатывал этот год в строительном цехе у Гумбурга Вячеслава Николаевича (был такой начальник). Не был освобождённым, ходил на работу каждый день, как положено. И играл за строительный цех на первенство завода. Знаменитая команда была, всё время занимала первые места.

— Нет. Меня выручил Самарин Николай Александрович — он хотел, чтобы я у него играл в Перми, и хлопотал за меня в федерации. И когда через год сняли дисквалификацию, я уехал в Пермь.

— Сто рублей — от тракторного завода. Но ведь могли зарабатывать от стадиона, но не больше сорока рублей. Столько и получали, потому что стадион всегда был полон.

— Во второй лиге, честно говорю, вообще ничего не было — потому что у нас команда была сумасшедшая. А в первой лиге, когда шли на первом месте, приехал к нам «Черноморец». Мы их в Одессе в первом круге обыграли. И вот они приехали и предложили нам по 200 рублей. Но мы отказались. Играли хорошо, но ту игру проиграли.

«Уж очень они просили…»

Валентин АЛЁХИН не попал в «расстрельный список», хотя играл против «Строителя» весь матч.

— Проиграли по заказу — что скрывать! — признается Алехин. — Спектакль, конечно. Выхожу один на один — бью мимо ворот. Но соперники так старались, что никак девятый гол забить не могли. Мы всё давали делать, а они — никак!

— Да смешно говорить! Но там в основном деньги и не играли роль. Мы всё-таки не такие мелочные. Хотя, может, кому-то и дали большую сумму, я не в курсе… Уж очень они просили. Мне сказали ребята: надо… Ну, надо — значит, надо.

— Мы никак не должны были выскочить, но внутри всё разъедало! А главная ошибка — убрали Белова. Выиграли 1:0 в Баку у «Нефтчи», и сразу после этого Петя Двуреченский проводит собрание, и мы выражаем Белову, как сейчас принято говорить, вотум недоверия.

— Совершенно верно. Но ребята, наверное, немножко зазнались. Тут и Белов, наверное, их перехвалил — ведь всё время первые были, а когда вдруг дела не пошли и Белов начал критиковать основных игроков, некоторые были к этому не готовы. Начали огрызаться.

— Да, сыграл свою роль и он. Мужик был слишком обидчивый. Он же после ссоры с Эськовым даже к Щёлокову ездил — министру МВД, чтобы Женю в армию забрали. Он числился тогда где-то во внутренних войсках, и его из команды удалили.

— Было! Все получали доплаты, другое дело, кто-то числился на одном предприятии, а кто-то на… пяти! Каждый ходил по начальникам и выпрашивал себе доплаты. Были и на этой почве распри.

— На нескольких предприятиях! И на птицефабрике, и где-то в РСУ в Ельце — ездить замучаешься — за 90 рублей.

Футбол в темноте

Тринадцать липчан участвовали в ашхабадском договорняке, девять отделались только лёгким испугом. Один из них — Валерий ТРЕТЬЯКОВ.

— Что я могу сказать, — с явной неохотой вспоминает Третьяков. — Подкупа как такового ведь не было! Просто мы уже были безнадёжны, потеряны, нас везде душили, прибивали. Судейство в Ашхабаде было — катастрофа! Мы же 12 минут переиграли. Темно стало — ничего не видно! Навал — лишь бы забросить мяч в ворота: руками, ногами. Смех стоял!

Вячеславу ШАРДЫКИНУ «посчастливилось», прилетев в Ашхабад, закосить от матча.

— Отказался играть, чтобы не участвовать в этом… — говорит Вячеслав. — Кто-то ещё отказался — но единицы, а остальные пошли на поводу… Спектакль! Наши расступались, а те всё не могли забить. Болельщики свистят: цирк устроили! Матч, кажется, минут 120 продолжался! Они ещё постоянно в Баку звонили…

— Началась тренерская чехарда — всё покатилось… А Белова сняли старики — сплавили. Там как раз из дубля ребята подходили приличные, Петрович стал их подтягивать к основе… А Переведенцев — это его работа: писать! Ну, может быть, какая-то неудачная статья была… Ну, написал о Эськове, что часто создает голевые моменты… у своих ворот. Вот, собственно, и всё!

Подстава

Капитан дубля Олег ЛИЗНЁВ отыграл за основу «Металлурга» в Ашхабаде весь матч, хотя в статистический отчёт «Советского спорта» почему-то… не попал.

— Старички отказались играть, кто-то не поехал, поэтому дублёров вышло человек пять. Тренер Архипов на установке сказал: «Будем биться!». Мы же знали, что им надо девять голов забивать. И молодым: «Доказывайте — вот вам шанс!». А какой тут шанс! Нас просто подставили! Да ещё полупьяный человек судил! Пенальти поставил, два гола — из вне игры. И всё ждал, когда они девятый забьют. Кое-как затолкали — сразу свистнул: конец! Мы летели в одном самолете с этим судьей. Его туда заносили! Как сейчас в глазах стоит — такое безобразие… Они могли не только девять, а ещё и пятнадцать забить! Потом, когда результат из Баку сообщили — весь стадион упал просто!

— Чушь! Да, ходили в рестораны, но это не криминал… А начался развал, когда убрали Белова — старики бунт подняли… Молодёжь уже подпирала, у нас дубль был приличный — в тройку входили. А Петрович был великий человек. Столько молодёжи воспитал — Берников потом восемь лет в высшей лиге играл за Харьков.

— Все! Оставили только зарплату 120 рублей и премию — от сборов. Но на стадион-то никто не ходил, поэтому получали по трёшнику с копейками. Но через два года сделали официально 40 рублей премиальных. И появился ещё мощный стимул — председатель профкома Комлев говорил: «Ребята, занимаете первое или второе место — едете в Чехословакию или в ГДР на своём автобусе!». И вот мы за эту путёвку бились!

«Не надо извиняться!»

Иван ЛЮЛЬЧЕВ был начальником липецкой команды. «Голова! — по словам Петра Двуреченского. — Попросишь: Филиппыч, одолжи четвертной — залезет в карман и, не глядя, вынет сколько надо! Никогда не записывал — всё в голове держал!». Ныне Люльчев — президент «Кожаного мяча» в Липецке.

— Договорняк — это уже следствие, а суть дела вот в чём. После нашей победы в Баку (30 мая — Прим.ред.) к главному тренеру Белову зашёл Пётр Двуреченский с группой игроков и заявил: мы под твоим руководством не желаем играть. Он ответил: «Ну что ж, приедем в Липецк — там определимся». По возвращении в Липецк наш куратор Афанасов сказал Белову: «И вы работайте дальше, и он пусть играет». Белов сказал: «Но это невозможно!». А тут его как раз отправляют в Питер на стажировку к Зонину. И два матча команда играет без него и, кстати, побеждает: 1:0 — Нальчик и 6:2(!) — Орджоникидзе. Белов возвращается, и перед выездом в Краснодар на стадион приезжает Афанасов. И опять: и вы остаётесь, и этот пусть играет. Белов говорит: «Я так не могу — складываю с себя полномочия». И я как начальник команды сказал то же самое. И команда покатилась вниз.

— Конечно! А оказалось, ничего не могут! Конечно, Белов был строгим, но… по-доброму. Был предан футболу. Всегда раньше всех поднимался на базе. Побрит, наодеколонен. Трезвенник. Хотя, честно, даже я в поездке иногда позволял с кем-то… так сказать. Но денег мы никогда никому — ни судьям, ни соперникам!

— Нет — он сыграл свою роль. И с Эськовым у него были старые счёты. Эськов был трудяга. Он ездил на просмотр в московский «Спартак» в 1972-м, и Старостин ему сказал: «Женя, а ты не пробовал бегать марафон?». Ну и вот ещё при Белове Переведенцев покритиковал Женю за какой-то матч. А перед началом следующей игры в Липецке Эськов пошёл заменить то ли гетры, то ли бутсы и встречает Переведенцева. И говорит: «Николай Владимирович, как же так! Белов на разборе меня похвалил, а вы пишете обратное!». И тот ему заявил: «Моё дело! Я могу как поднять, так и опустить!». И Женя ему сказал… одно слово — кто он. Потом выросла легенда о том, что якобы он его за галстук схватил. Этого не было. После того матча я долго ходил с Переведенцевым по площади Ленина и уговаривал: не надо поднимать шумиху! А он: «Пусть Эськов извинится!». На следующий день я встретился с Афанасовым, и тот говорит: «Не надо извиняться!». Ну, тогда и пошли письма на Афанасова: то он жену на государственной машине в поликлинику отвёз, то ещё чего-то — мелочёвка… А с Переведенцевым были сначала очень хорошие отношения. Мы его брали с собой на выезды, и он оттуда делал прямые репортажи в Липецк — такие пятиминутки.

Полный хозрасчёт

— Белов уже полгода как не тренировал команду, а его и второго тренера Школьного дисквалифицировали…

— С Белова сняли мастера спорта, заслуженного тренера! Он потом работал в Орехово-Зуево, и когда приехал на матч в Липецк, мы встретились, он говорит: «Иван Филиппович, давай вернёмся! Попроси руководство. Не надо нам никаких привилегий, ничего!». Я зашёл к куратору по спорту Мещерякову, он: «А что народ скажет!». Так ничего не получилось.

— У нас мало было чужих игроков, вот они получали… А свои липецкие — их главный грех: когда женились — давали им квартиры. Ну, была ещё история, которую Переведенцев раздул. Три игрока — Эськов, Шальнев и ещё кто-то — в складчину купили машину. Поехали, фару разбили — никто ведь водить не мог — а потом продали. Ну и какие рвачи! Но ведь никто не написал, какую команда приносила прибыль. Мы были на самоокупаемости: питание, размещение, зарплата — никто нам не давал. Но средняя посещаемость в 1973-м была 19 тысяч, и по итогам сезона доходы превысили расходы на 200 тысяч рублей! И нас завод премировал… за «пропаганду спорта» — дали по окладу… А Ашхабад… Я часто с ребятами встречаюсь, и они иногда: «Какую мы ошибку сделали в 74-м!».